Белокаменное диво (Троицкая церковь села Гусь-Железного)

Смерть гусевского заводчика, последовавшая 19 декабря 1799 года, окутана тайной — впрочем, как и вся его бурная жизнь. Поговаривали, что император Павел I, узнав о бесчинствах А. Р Баташова, повелел его арестовать и направил в Гусь-Железный следственнную комиссию. Узнав об этом, барин-самодур принял яд и скончался. Так это или нет — неизвестно. Но, ско- рее всего, Баташёв умер от холеры, свирепствовавшей в ту пору в здешних местах. «Предание говорит, что незадолго до смерти Богачева (в действительности – Баташева. — А.П.) случилось довольно странное происшествие, — писал П.И. Мельников (Андрей Печерский). — По случаю какого-то праздника у Богачева был бал, а в саду иллюминация. Когда гости толпой пошли по главной аллее сада смотреть освещение и дошли до находившейся в конце аллеи каменной бесед­ки, то вдруг на крыльце последней появился огромный черный человек с оскаленными зубами. Все, конечно, в испуге бросились назад и сообщили об этом Богачеву. Говорят, что Богачев, услыхав это, страшно побледнел и сказал: «Это смерть моя приходила за мной!» И дей­ствительно, немного времени спустя Богачев умер».

Мещёрский заводчик оставил огромное наследство: семь горных заводов и два стекольных, а также «дви­жимое имущество» — 2359 мастеровых, 2380 завод­ских и 9055 крепостных крестьян. Но кому досталось это состояние? Рассказывали, что незадолго до кончи­ны гусевского самовластца у его постели собрались все три жены с детьми и спросили, кому из них он завеща­ет свои огромные богатства.

— Той, которая одолеет… — выдохнул барин-фео­дал, и вскоре его не стало.

После смерти хозяина заводов начался затянувший­ся на долгие годы дележ имущества между многочис­ленными наследниками. Недвижимое имущество известного горнозаводчика оценивалось более чем в шесть миллионов рублей, не считая принадлежавшей ему зем­ли. Тяжба между ближними и дальними родственника­ми гусевского барина ни к чему хорошему не привела. Постепенно некогда знаменитый род горнозаводчиков Баташёвых угас.

До сегодняшнего дня от «Орлиного гнезда» мало что сохранилось. Усадебный дом по-прежнему белеет огромной длинной глыбой на берегу реки Гусь. Под барским домом сохранились подвальные помеще­ния, но туда редко кто осмеливается заглядывать. П.И. Мельников-Печерский, описывая дом гусевского магната, сообщал: «Нижний этаж по расположе­нию комнат напоминает верхний, а под этим этажом находятся подвалы, частью от времени разрушивши­еся, и молва гласит, что из некоторых подвалов ког­да-то были подземные ходы, выходившие в поле». Сегодня в усадебном доме Баташева размещается об­ластной детский санаторий. Прочие усадебные пост­ройки давно разрушились. По возведенной Баташёвым плотине пробегает асфальтированное шоссе. От шлюзов и прочих хитроумных сооружений ничего не осталось.

Пожалуй, единственный памятник былых времен — причем великолепный! — величественная белокамен­ная Троицкая церковь, которая господствует над всей округой. Храм этот двухъярусный, с купольным восьме­риком и высоко взметнувшейся к мещёрскому небу ко­локольней.

По местному преданию, церковь построил Андрей Родионович Баташёв. В действительности же дело было несколько иначе. После того, как братья Баташёвы в 1783 году были «восстановлены» в дворян­стве и разделили имущество, Андрей Родионович стал властелином всей округи. Вот тогда-то он и решил по­казать свое «дворянское» величие и увековечить па­мять о себе. Еще в 1766 году братья Баташёвы пост­роили на центральной площади поселка деревянную церковь, которая в окладных книгах писалась так: «Церковь Покрова Пречистые Богородицы в Русской волости на лесу». Но разве могла теперь «дворяни­на» Баташёва удовлетворить деревянная церквушка! В 1786 году Андрей Родионович обратился во Влади­мирскую епархию с прошением перенести деревянную церковь на кладбище, а на ее месте выстроить камен­ный храм.

Очевидно, вопрос решился не сразу, и в 1790 году во вторичном обращении в епархию Баташёв сообщил, что поддеревянную церковь уже отрыт котлован и сде­лан фундамент.

Исследователи полагают, что при жизни А.Р Бата­шёва деревянная церковь была перенесена на новое место и по его же заказу был составлен проект камен­ной церкви. Но осуществить задуманное Андрею Ро­дионовичу было не суждено — здание Троицкого храма заложили только в 1802 году, уже после его смерти.

Без бывшего всевластного барина дело продвига­лось медленно. В 1816 году был освящен престол во имя Святителя и Чудотворца Николая, в 1818 году — во имя Петра и Павла, в 1823-м — основной престол в честь Рождества Христова. Величественное здание выросло уже до купола верхнего яруса, трапезная и колокольня поднялись до карниза, в храме начались богослужения, но… в 1825 году строительство было приостановлено.

26 апреля 1846 года епископ Парфений наложил резолюцию о продолжении строительства храма, и на следующий год работы были возобновлены под руководством опекуна, штабс-капитана Дмитрия Аполло­новича Бекетова. Окончательно все наружные и внут­ренние отделочные работы были завершены в 1860-х годах, уже при наследниках «барина-разбойника» Ба­ташёва. В 1868 году в храме был освящен престол во имя Святой Живоначальной Троицы. Наконец-то церковь приобрела законченный вид! Высота этого грандиозного сооружения составила 55 метров, колоколь­ни — 70 метров.

«Так или иначе, но по основной части здания впол­не можно составить представление о том, какими ар­хитектурными идеалами вдохновлялись и заказчик, и автор проекта. Они черпали их в средневековой архитектуре, — писали знатоки рязанской архитекту­ры Г.К. Вагнер и С.В. Чугунов. — Троицкая церковь производит именно такое впечатление. Она колос­сальна, как будто перед нами не усадебный храм, а городской собор… Церковь сложена не из кирпи­ча, а из белого камня (на самом деле стены храма вы­ложены из кирпича и облицованы белым камнем.- А.П.), и, что самое интересное, она сочетает в себе черты барокко, классицизма и псевдоготики. От барокко идет ее сложный облик с полукруглыми выс­тупами, скошенными гранями, нишами… от класси­ки — спокойное завершение, ясный по форме купол; от псевдоготики — стрельчатые проемы, фронтоны- закомары граней восьмерика, сдвоенные колонки… Во второй половине XVIII века любили такие романтические образы. Но в Троицкой церкви все это но­сит характер некой модернизации. По-видимому, венчающие части постройки пострадали и были за­менены маловыразительными главками».

Храм предстает среди зеленых лесов, как сказочное белокаменное строение, отдельными архитектурными деталями напоминающее средневековый замок: узкие псевдоготические окна, стрельчатые фронтоны, вреза­ющиеся в купол…

Кто из зодчих приложил руку к постройке Троиц­кой церкви — до сих пор неизвестно. Высказывалось предположение, что автор проекта — касимовский архитектор И.С. Гагин, но противники этой версии утверждают, что Гагин был убежденным «ампирником», а тут отчетливо заявляют о себе иные архи­тектурные стили. Возможно, Гагин вел строительство церкви по проекту другого архитектора. Но кто он, этот зодчий, спроектировавший гусевское диво? Не­которые исследователи полагают, что к проектиро­ванию Троицкой церкви был причастен знаменитый зодчий В.И. Баженов, который работал по заказам А.Р. Баташёва в Москве. Есть мнение, что к проектированию храма приложил руку другой великий архитек­тор — М.Ф. Казаков, который после войны 1812 года прибыл вместе с обозом беженцев из горящей Моск­вы в Рязань. Здесь Матвей Федорович провел после­дний год жизни, здесь скончался и был похоронен на территории Троицкого монастыря.

Как бы то ни было, а гусевское белокаменное чудо до сих пор радует глаз всякого, кто посещает мещёр­скую глубинку. Троицкая церковь столь грандиозна по своим размером и оригинальна по архитектуре, что могла бы стать украшением любого губернского цент­ра. Поражает красотой и внутреннее убранство храма, которому могли бы позавидовать многие церкви.

После смерти Баташёва возникли слухи о запря­танных им несметных богатствах — тех самых фаль­шивых золотых монетах и других драгоценностях. Ле­гендами и преданиями окутаны и таинственные под­валы. Охочие до наживы искатели приключений не раз предпринимали попытки отыскать баташёвские богат­ства, но — увы! — их усилия оказались бесплодными. А, впрочем, кто знает…